Снова о книге Сенькина
Feb. 22nd, 2018 01:14 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
danuviusПохоже, мало кому она нравится. Вот и Сенина забраковала Сенькина (не по Сеньке шапка) :) Но появилась, наконец, и вдумчивая рецензия: http://ahilla.ru/chto-tam-za-kartonom/. Мысль, что все православие превратилось (причем давно) в новое фарисейство, меня уже много лет не покидает.
Книга Сенькина производит более "глобальное" впечатление потому, что автор не просто повествует о своем опыте или отдельных недостатках тех или иных монастырей, а касается (по крайней мере, композиционно) самой сердцевины православного монашества -- борьбы со страстями -- и показывает, что декларируемая цель в монастырях не достигается. Собственно, о том же идет речь и в полемике по поводу дневников Иоанна Кронштадтского, хотя тот не был монахом и жил в миру.
Монашество уже давно (едва ли не с победы над иконоборцами) признается квинтэссенцией христианства (Лурье так вообще возводит этот принцип к древнейшим временам). И я отметил бы некоторые причины, по которым православное монашество не смогло достичь должного прогресса.
1) Неправильное отношение к физиологии человека и страстям. Это "манихейство" (отчасти восходящее к богословским представлениям об испорченности падшей природы и мнению о сексуальных отношениях как пути передачи смерти) было присуще особенно сирийским подвижникам (колоритные рассказы собраны Феодоритом). Во главу угла ставится борьба со страстями (под предлогом "преображения" и проч.) вместо того, чтобы искусно использовать на пользу все ресурсы человека, как это делают восточные практики. Отсюда совершенно неразвитая христианская антропология (ее просто нет), недостаточное внимание к медицине и проч.
2) Подозрительное отношение к наукам. Посему в монастырях (особенно русских) научно-богословские исследования не считаются одним из самых главных деяний монахов. Монашеский опыт не систематизировался, не анализировался, не развивался в "школьных институтах" -- как это происходит, например, в буддийских школах и монастырях. Со смертью отдельных подвижников или даже направлений накопленный опыт терялся (что можно видеть на примере Иисусовой молитвы). Христианской аскетики как науки на самом деле нет (отсюда верно раздаются упреки в адрес сочинений аввы Дорофея или Лествичника). Умолчу (ибо многажды касался этого в своем ЖЖ) и про отсутствие в православии хотя бы внешнего "ученого монашества" (и вообще разных организационных форм монастырей и орденов).
Вследствие указанных причин монастыри (особенно русские) всегда представляли ту самую картину, что нынче изображена Сенькиным (исключения типа Нила Сорского и отчасти Оптиной были редки). Никакой идеализации "святой Руси" быть не должно -- махровое иосифлянство со страстью к стяжанию все больших монастырских имений всегда было идеалом, ограничивавшимся лишь государевой десницей.
Я могу лишь приветствовать издание книги Сенькина (пускай в ней может быть множество недостатков), потому что без постановки диагноза или хотя бы честного описания симптоматики болезнь не станет очевидной. Правда, лекарств я тут не вижу (кроме радикальнейших перемен в духовно-монашеском образовании и организации путем использования всех лучших формально-методических наработок буддийской и католической систем, но даже они дали бы лишь внешние изменения, ибо внутренне традиция мертва) и считаю ситуацию безнадежной. Окончательная смерть пациента (вырождение и упразднение умного монашеского делания, а потом и самих монастырей) -- вопрос лишь времени.
Книга Сенькина производит более "глобальное" впечатление потому, что автор не просто повествует о своем опыте или отдельных недостатках тех или иных монастырей, а касается (по крайней мере, композиционно) самой сердцевины православного монашества -- борьбы со страстями -- и показывает, что декларируемая цель в монастырях не достигается. Собственно, о том же идет речь и в полемике по поводу дневников Иоанна Кронштадтского, хотя тот не был монахом и жил в миру.
Монашество уже давно (едва ли не с победы над иконоборцами) признается квинтэссенцией христианства (Лурье так вообще возводит этот принцип к древнейшим временам). И я отметил бы некоторые причины, по которым православное монашество не смогло достичь должного прогресса.
1) Неправильное отношение к физиологии человека и страстям. Это "манихейство" (отчасти восходящее к богословским представлениям об испорченности падшей природы и мнению о сексуальных отношениях как пути передачи смерти) было присуще особенно сирийским подвижникам (колоритные рассказы собраны Феодоритом). Во главу угла ставится борьба со страстями (под предлогом "преображения" и проч.) вместо того, чтобы искусно использовать на пользу все ресурсы человека, как это делают восточные практики. Отсюда совершенно неразвитая христианская антропология (ее просто нет), недостаточное внимание к медицине и проч.
2) Подозрительное отношение к наукам. Посему в монастырях (особенно русских) научно-богословские исследования не считаются одним из самых главных деяний монахов. Монашеский опыт не систематизировался, не анализировался, не развивался в "школьных институтах" -- как это происходит, например, в буддийских школах и монастырях. Со смертью отдельных подвижников или даже направлений накопленный опыт терялся (что можно видеть на примере Иисусовой молитвы). Христианской аскетики как науки на самом деле нет (отсюда верно раздаются упреки в адрес сочинений аввы Дорофея или Лествичника). Умолчу (ибо многажды касался этого в своем ЖЖ) и про отсутствие в православии хотя бы внешнего "ученого монашества" (и вообще разных организационных форм монастырей и орденов).
Вследствие указанных причин монастыри (особенно русские) всегда представляли ту самую картину, что нынче изображена Сенькиным (исключения типа Нила Сорского и отчасти Оптиной были редки). Никакой идеализации "святой Руси" быть не должно -- махровое иосифлянство со страстью к стяжанию все больших монастырских имений всегда было идеалом, ограничивавшимся лишь государевой десницей.
Я могу лишь приветствовать издание книги Сенькина (пускай в ней может быть множество недостатков), потому что без постановки диагноза или хотя бы честного описания симптоматики болезнь не станет очевидной. Правда, лекарств я тут не вижу (кроме радикальнейших перемен в духовно-монашеском образовании и организации путем использования всех лучших формально-методических наработок буддийской и католической систем, но даже они дали бы лишь внешние изменения, ибо внутренне традиция мертва) и считаю ситуацию безнадежной. Окончательная смерть пациента (вырождение и упразднение умного монашеского делания, а потом и самих монастырей) -- вопрос лишь времени.
no subject
Date: 2018-02-23 12:54 pm (UTC)"В одно время пришел некий монах из Рима, занимавший высокое место при дворе царском, и поселился в Ските близ церкви. При себе он имел одного послушника, который прислуживал ему. Пресвитер, видя его немощь, и притом узнав, в каком удовольствии он жил прежде, посылал к нему, если что подавал Бог, или что приносилось в церковь. Прожив двадцать пять лет во Ските, монах получил дар прозрения и сделался славным.
Один из великих подвижников Египетских услышал о нем, посетил его, надеясь найти у него более строгий образ внешней жизни. Вошедши к нему он приветствовал его, и помолившись они сели. Вот Египтянин видит, что он носит хорошую одежду; под собою имеет рогожу и кожу; у него небольшая подушка; ноги чисты и обуты в сандалии. Видя это, он соблазнился тем, что в таком месте так живет этот человек, а не в строгом подвижничестве. Старец по дару прозрения понял, что он соблазнился, и говорит прислужнику: сделай нам ныне праздник ради аввы. Прислужник нашел немного овощей, и сварил их. Когда пришло время, вставши, они ели. Ради немощи старец имел у себя немного вина, и они пили. Когда же наступил вечер, они прочитали двенадцать псалмов и легли. Тоже сделали и ночью. Вставши утром, Египтянин говорил старцу: помолись о мне, - и пошел от него, не получив пользы.
Когда же он несколько отошел, старец, желая сделать ему пользу, послал за ним, воротить его. Когда тот пришел, старец опять принял его с радостию, и стал спрашивать: из какой ты страны, или из какого города? - Я вовсе не городской житель, отвечает Египтянин. Старец спрашивает: какое же у тебя было дело в деревне? - Я был сторожем. Опять спрашивает: где ты спал? - В поле, отвечал он. Имел ли постель под собою? - В поле какую постель я мог подстилать под себя? - отвечал он. Старец спрашивает: как же ты спал? - На земле, отвечал Египтянин. Какая пища была у тебя в поле, и какое вино пил ты? Египтянин отвечал: какая в поле пища и какое вино? - Как же ты жил? - Ел немного хлеба, отвечал он, и что нибудь соленое, а пил воду. Великий это труд! сказал старец, и спросил: а была ли в деревне баня, где можно было мыться? - Нет, отвечал Египтянин; но когда хотели, мылись в реке.
Когда старец выслушал все это, и узнал бедность прежней жизни Египтянина, то, желая сделать ему пользу, рассказал ему и сам о прежней своей жизни в мире. - Я смиренный, говорил он, которого ты видишь перед собою, - из великого города Рима, и был вельможею при дворе царском. Египтянин как только услышал эти первые слова, пришел в умиление, и внимательно слушал, что далее говорил ему старец. И вот, продолжал старец, оставил я Рим, и пришел в сию пустыню. Я, которого ты перед собою видишь, имел великолепные чертоги и великое богатство. Презрев все это, пришел я в эту малую келью. У меня, которого ты видишь пред собою, были кровати из золота с драгоценными покрывалами, а теперь вместо них Бог дал мне рогожу и кожу. У меня были драгоценные одежды; вместо них ношу я теперь это бедное одеяние. На стол мой тратилось много золота; вместо сего теперь Бог дает мне несколько сего овоща и небольшую чашу вина. Мне служило множество отроков; и вот вместо всех их ныне Бог внушил этому старцу прислуживать мне. Вместо бани я лью на свои ноги несколько воды, и сандалии ношу по немощи своей. Вместо пения певчих и игры на флейтах и арфах прочитываю я двенадцать псалмов; тоже делаю и ночью за грехи содеянные мною, - и тотчас по успокоении совершаю малое богослужение. Итак прошу тебя, отче, не соблазняйся моею немощию!
Выслушав это, Египтянин, пришедши в себя, сказал: увы мне! от многих нужд мира пришел я сюда на покой, и имею теперь то, чего не имел прежде; а ты от такого довольства пришел к скорби, и от великой славы и богатства пришел в уничижение и бедность! Итак Египтянин получив назидание оставил старца, сделался ему другом, и посещал его ради пользы. Ибо старец отличался рассудительностью и исполнен был благоуханием Святого Духа".
Андрей