+++Если действительно "нет в книге Николая Никулина ни одного уважительного упоминания женщины на войне", то это в самом деле характеризует ее автора определенным образом, только и всего.+++
Полагаю, что в первую очередь это «определенным образом» характеризует тех людей, которые считают, что данное обстоятельство характеризует Никулина. Который про женщин вообще не так уж и много пишет. Кроме истории про Эрику и нескольких упоминаний о случаях сексуального насилия в Германии, о женщинах у него, по большому счету, всего один абзац:
«Схватился за ногу пожилой солдат, шедший по дороге. Рядом с ним девчушка-санинструктор. Ревет в три ручья, дорожки слез бегут по грязному, много дней не мытому лицу. Руки дрожат, растерялась. Жалкое зрелище! Солдат спокойно снимает штаны, перевязывает кровоточащую дырку у себя на бедре и еще находит силы утешать и уговаривать девицу: «Дочка, не бойся, не плачь!»... Не женское это дело — война. Спору нет, было много героинь, которых можно поставить в пример мужчинам. Но слишком жестоко заставлять женщин испытывать мучения фронта. И если бы только это! Тяжело им было в окружении мужиков. Голодным солдатам, правда, было не до баб, но начальство добивалось своего любыми средствами, от грубого нажима до самых изысканных ухаживаний. Среди множества кавалеров были удальцы на любой вкус: и спеть, и сплясать, и красно поговорить, а для образованных — почитать Блока или Лермонтова... И ехали девушки домой с прибавлением семейства. Кажется, это называлось на языке военных канцелярий «уехать по приказу 009». В нашей части из пятидесяти прибывших в 1942 году к концу войны осталось только два солдата прекрасного пола. Но «уехать по приказу 009» — это самый лучший выход. Бывало хуже. Мне рассказывали, как некий полковник Волков выстраивал женское пополнение и, проходя вдоль строя, отбирал приглянувшихся ему красоток. Такие становились его ППЖ, а если сопротивлялись — на губу, в холодную землянку, на хлеб и воду! Потом крошка шла по рукам, доставалась разным помам и замам».
Именно данный абзац, как я понимаю, и стал основанием для вот этого гнусненького умозаключение:
«Поскольку Николай Никулин из тех, кому не досталось на фронте женской ласки, то с сожалением приходится констатировать, что в своих мемуарах он встал на путь того самого «ославления» всех 800 000 женщин-участниц войны».
Надо очень предвзято относиться к автору, чтобы увидеть в этом фрагменте не описание того реального положения, в котором зачастую оказывались женщины на фронте, а стремление их «ославить». Здесь если кто и предстает в неприглядном свете, то это военное начальство разных рангов.
Вот еще слова Никулина, тоже про женщин: «Со страшным трудом, каждое мгновение рискуя жизнью, медики, чаще всего юные девушки, вытаскивали раненых из-под огня, волокли их на себе под обстрелом, чтобы доставить в медсанбат». Это тоже «неуважительное» упоминание?
no subject
Date: 2016-05-19 12:21 pm (UTC)Полагаю, что в первую очередь это «определенным образом» характеризует тех людей, которые считают, что данное обстоятельство характеризует Никулина. Который про женщин вообще не так уж и много пишет. Кроме истории про Эрику и нескольких упоминаний о случаях сексуального насилия в Германии, о женщинах у него, по большому счету, всего один абзац:
«Схватился за ногу пожилой солдат, шедший по дороге. Рядом с ним девчушка-санинструктор. Ревет в три ручья, дорожки слез бегут по грязному, много дней не мытому лицу. Руки дрожат, растерялась. Жалкое зрелище! Солдат спокойно снимает штаны, перевязывает кровоточащую дырку у себя на бедре и еще находит силы утешать и уговаривать девицу: «Дочка, не бойся, не плачь!»... Не женское это дело — война. Спору нет, было много героинь, которых можно поставить в пример мужчинам. Но слишком жестоко заставлять женщин испытывать мучения фронта. И если бы только это! Тяжело им было в окружении мужиков. Голодным солдатам, правда, было не до баб, но начальство добивалось своего любыми средствами, от грубого нажима до самых изысканных ухаживаний. Среди множества кавалеров были удальцы на любой вкус: и спеть, и сплясать, и красно поговорить, а для образованных — почитать Блока или Лермонтова... И ехали девушки домой с прибавлением семейства. Кажется, это называлось на языке военных канцелярий «уехать по приказу 009». В нашей части из пятидесяти прибывших в 1942 году к концу войны осталось только два солдата прекрасного пола. Но «уехать по приказу 009» — это самый лучший выход. Бывало хуже. Мне рассказывали, как некий полковник Волков выстраивал женское пополнение и, проходя вдоль строя, отбирал приглянувшихся ему красоток. Такие становились его ППЖ, а если сопротивлялись — на губу, в холодную землянку, на хлеб и воду! Потом крошка шла по рукам, доставалась разным помам и замам».
Именно данный абзац, как я понимаю, и стал основанием для вот этого гнусненького умозаключение:
«Поскольку Николай Никулин из тех, кому не досталось на фронте женской ласки, то с сожалением приходится констатировать, что в своих мемуарах он встал на путь того самого «ославления» всех 800 000 женщин-участниц войны».
Надо очень предвзято относиться к автору, чтобы увидеть в этом фрагменте не описание того реального положения, в котором зачастую оказывались женщины на фронте, а стремление их «ославить». Здесь если кто и предстает в неприглядном свете, то это военное начальство разных рангов.
Вот еще слова Никулина, тоже про женщин:
«Со страшным трудом, каждое мгновение рискуя жизнью, медики, чаще всего юные девушки, вытаскивали раненых из-под огня, волокли их на себе под обстрелом, чтобы доставить в медсанбат».
Это тоже «неуважительное» упоминание?