Впервые посмотрел фильм о Ларике к 55-летию оного:
https://www.youtube.com/watch?v=w7bJ1vhK3eEНачинается фильм с вручения прав. награды от ВВП. Ну и дальше понеслось-поехало, по Гоголю...
Так, Ларик утверждает, что перечитал всю русскую класс. литературу. Вот я лично читал не один раз -- в случайных изданиях, которые были у предков -- 8 томов Гоголя, 15 томов Толстого, 12 томов Чехова, 25 томов Достоевского и еще много чего -- и представляю, сколько времени надо на всё это. Но ведь Ларик занимался много лет по много часов в день игрой на скрипке. Этакий вундеркинд!
При этом Ларик, повествуя, как его мать пришла в Церковь через рус. рел. философию, неправильно ставит ударение на фамилии Шестова.
Дальше даже комментировать не хочется, как Ларик лживо рассказывает о своем пребывании у Антония Сурожского, как его чуть ли не заставили стать архиереем. При этом я прекрасно помню, как свой двухтомник по имяславию (написанный не им, второй том -- точно без его участия) он издал под именем епископа еще до рукоположения, так что пришлось придержать тираж на пару месяцев. Ну и его слова после рукоположения, что наконец-то он получил власть! В фильме, конечно, об этом -- ни слова (как и том, почему же Ларик поменял столь славную фамилию своего отца Дашевского на фамилию матери)...
Символично, что в конце фильма слова о том, что литургия якобы есть центр жизни Ларика, говорит его иподиакон В. Ли -- да-да, из той самой серии иподиаконов азиатской внешности...
Ну и возвращаясь к исключительному знанию Лариком русской классической литературы. Есть такой рассказ Чехова -- "Архиерей". Советую Ларику перечитать (прочитать?) его.
+Отец его был дьякон, дед — священник, прадед — дьякон, и весь род его, быть может, со времен принятия на Руси христианства, принадлежал к духовенству, и любовь его к церковным службам, духовенству, к звону колоколов была у него врожденной, глубокой, неискоренимой; в церкви он, особенно когда сам участвовал в служении, чувствовал себя деятельным, бодрым, счастливым... [это словно цитата из фильма! -- А. Д.]
Он думал о том, что вот он достиг всего, что было доступно человеку в его положении, он веровал, но всё же не всё было ясно, чего-то еще недоставало, не хотелось умирать; и всё еще казалось, что нет у него чего-то самого важного, о чем смутно мечталось когда-то, и в настоящем волнует всё та же надежда на будущее, какая была и в детстве, и в академии, и за границей...
Когда служба кончилась, было без четверти двенадцать. Приехав к себе, преосвященный тотчас же разделся и лег, даже богу не молился. Он не мог говорить и, как казалось ему, не мог бы уже стоять. Когда он укрывался одеялом, захотелось вдруг за границу, нестерпимо захотелось! Кажется, жизнь бы отдал, только бы не видеть этих жалких, дешевых ставень, низких потолков, не чувствовать этого тяжкого монастырского запаха. Хоть бы один человек, с которым можно было бы поговорить, отвести душу!..+
И как же закончил свою жизнь чеховский архиерей?
+Преосвященный не спал всю ночь. А утром, часов в восемь, у него началось кровотечение из кишок. Келейник испугался и побежал сначала к архимандриту, потом за монастырским доктором Иваном Андреичем, жившим в городе. Доктор, полный старик, с длинной седой бородой, долго осматривал преосвященного и всё покачивал головой и хмурился, потом сказал:
— Знаете, ваше преосвященство? Ведь у вас брюшной тиф!
От кровотечений преосвященный в какой-нибудь час очень похудел, побледнел, осунулся, лицо сморщилось, глаза были большие, и как будто он постарел, стал меньше ростом, и ему уже казалось, что он худее и слабее, незначительнее всех, что всё то, что было, ушло куда-то очень-очень далеко и уже более не повторится, не будет продолжаться.
Приезжали три доктора, советовались, потом уехали. День был длинный, неимоверно длинный, потом наступила и долго-долго проходила ночь, а под утро, в субботу, к старухе, которая лежала в гостиной на диване, подошел келейник и попросил ее сходить в спальню: преосвященный приказал долго жить.
А на другой день была Пасха. В городе было сорок две церкви и шесть монастырей; гулкий, радостный звон с утра до вечера стоял над городом, не умолкая, волнуя весенний воздух; птицы пели, солнце ярко светило. На большой базарной площади было шумно, колыхались качели, играли шарманки, визжала гармоника, раздавались пьяные голоса. На главной улице после полудня началось катанье на рысаках, — одним словом, было весело, всё благополучно, точно так же, как было в прошлом году, как будет, по всей вероятности, и в будущем.
Через месяц был назначен новый викарный архиерей, а о преосвященном Петре уже никто не вспоминал. А потом и совсем забыли. И только старуха, мать покойного, которая живет теперь у зятя-дьякона, в глухом уездном городишке, когда выходила под вечер, чтобы встретить свою корову, и сходилась на выгоне с другими женщинами, то начинала рассказывать о детях, о внуках, о том, что у нее был сын архиерей, и при этом говорила робко, боясь, что ей не поверят...
И ей в самом деле не все верили.+
Чеховский архиерей умер не в Пасху (такие почившие, по народному поверью, попадали сразу в рай), а накануне, то есть он остался "без гарантий". И вскоре после кончины архиерея о нем все забыли. И только старушка-мать помнила о своем сыне...
В комментах к блоку Ларика в ВК один читатель пожелал, чтобы мать Алфеева не узнала о скандале. Мне по-человечески жаль ее, но нельзя не признать, что именно она так воспитала своего сына и, в частности, была движущим центром действий Ларика в Англии.
Пожелаем Григорию Алфееву полного нравственного переворота (если такое чудо возможно) и перерождения еще в этой жизни, хотя я в это не верю, ибо все было заложено, как в матрице, в самом начале жизни: и воровство денег (см. сегодня у Кураева), и имитация науки (см. в моей рецензии на первый перевод Алфеева [или Фрейберг? она писала за деньги диссеры в МДА] с дргреч.), и многое другое...
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
