Как нас учили древнегреческому

По латинскому был уч-к Мирошенковой—Федорова. Оба препода здравствовали, хотя Федоров уже был не тем монстром (в этом году ему исполнилось 90!), но мой курс был последним, на котором В. И. еще зверствовала.
В. И. продолжала держать марку в дргреч. Все неуспевающие (в основном девицы, озабоченные иными проблемами, но также и неадекватные молодые люди) с ее подачи отчислялись. Но вот беда: ксероксов было в обрез, уч-ки в б-ке были разобраны (мне очень повезло, что от отца достался уч-к Соболевского). Уже не помню, как мы справлялись с учебником Вольфа, но прекрасно помню, как В. И. приходилось писать словоформы (парадигмы) на доске из-за отсутствия пособий.
При такой материальной базе ни о каком серьезном обучении речи быть не могло. Прибавьте еще неимоверную нагрузку кучи предметов из-за идиотского учебного плана. Задача хорошего совкового препода заключалась в том, чтобы заставить студентов учить именно данный предмет, наплевав на прочие. И вот тут талант В. И. раскрывался на все 100.
Описывать ее приемы преподавания — отдельная задача. Но результат был налицо. Все, что мы вынесли из 5-летнего обучения, было именно то, что она заставила нас выучить за первый год (и натренировать за второй).
Объем был невелик (примерно в рамках Соболевского, куда меньше Черного). Зато крепко.
А потом были "профессора" типа Нахова, который не мог читать тексты без англ. билингвы и полпары рассуждал о том, могло ли у некоего героя гомеровского эпоса быть 50 детей. Потом, на юбилее кафедры, он произнес маразматическую речь о своих достоинствах, от киников и до «Анти-Тьюринга», после которой вскоре и помер. Он был парторгом, и Аза держала его ради иммунитета.
Историю дргреч нам преподавала Славятинская, к-я была занята в то время написанием учебника, так что почти все пары были пропущены.
Были какие-то небольшие светлые пятна, но могу сказать, положив руку на сердце: после 2 курса (= после Мирошенковой) нас греческому не учили. Более того, после МГУ (и самой защиты, прошедшей не без эксцессов для моих сокурсников) я получил стойкое отвращение к древним языкам и вообще к науке, и только спустя какое-то время это ощущение прошло.
Я, конечно, постарался, когда сам стал преподавать, учесть все эти провалы, так что дрессировал своих студентов все 5 лет непрестанно, только зря: за немногими исключениями, отсутствие конкурса и нормальных программ (по типу дорев.) сказывалось неизбежно.
Могу сказать совершенно точно, что я согласен со словами Азы Алибековны: совковые переводчики-классики второй половины XX века не могли обходиться без посредства других переводов (дорев. или иностранных). Лишь немногие студенты вроде В. В. Асмуса или Д. Е. Афиногенова (который брал у Асмуса дргреч книги, тогда страшно дефицитные, и по обмусоленным страницам было видно, что он в самом деле их штудировал нешуточно) перескакивали этот барьер.

Как мы защищались

Моя группа (по моем возвращении из армии) состояла из 6 человек. Две девушки не в счет ("женщина-филолог не филолог"), так что оставались: я, Роман Златинский, Алексей Любжин и Олег Никитинский.
При обсуждении диплома Любжина стали выяснять какие-то мелочи. Алексею это надоело, и он рассказал анекдот из Паркинсона: мол, обсуждают на заседании судьбу ядерного реактора, все молчат с умным видом; зато когда заходит речь, нужна ли дополнительная бесплатная порция кофе в рационе, тут-то вскипает дискуссия! Аза, услышав о каком-то неведомом ей Паркинсоне, но учуяв подвох, налилась пунцовой краской и стала говорить: "Послушайте, а на что это он намекает?!"
Моим дипломом был перевод первых двух гомилий Оригена на Бытие. Ксерокс греческих фрагментов я раздобыл в Питере. Диплом был в какой-то мере халтурой, поскольку я считал, что наше высшее гуманитарное образование не готовит научных специалистов, так что довольно проявить какие-то технические навыки. Ориген (церковный писатель, как никак! а был исход совдепии) прошел только благодаря Азе. За "научные разработки" сошли комментарии, которые я соорудил во многом благодаря библиографии Крузеля. Текст, конечно, никто не читал, зато все смотрели на мой рисунок ("курица лапой"), как мог выглядеть Ноев ковчег по представлениям Оригена. Видимо, все же тогда проявился мой преимущественный интерес к переводам и вообще текстам (первоисточникам) как основе основ для любых исследований. Мой перевод использовал потом В. В. Бычков (он был моим номинальным научным руководителем), а затем я отдал его (вместе с ксероксом) Мише Асмусу, который давным-давно перевел полностью гомилии Оригена на Бытие и Исход (еще в бытность в МГУ и в аспирантуре), но так ничего и не издал (кроме одной гомилии, кажется, и статьи, поскольку требовался отчет по гранту).
Потом защищался Роман. Ему не было задано ни одного вопроса, но после голосования ему влепили "хорошо", хотя он собирался в аспирантуру.
Я возмутился такой дикостью: со Златинским таким образом ("тихой сапой") свела давние счеты О. М. Савельева. На мое возмущение Аза сказала: сиди тихо, а то мы и твой диплом с пристрастием почитаем, да еще и рекомендацию в аспирантуру отзовем (хотя я во всеуслышание заявил, что в аспирантуру к ним не пойду и в характеристике не нуждаюсь, тем более что и армия мне уже не грозила).
Тогда я принялся шантажировать кафедру тем, что мы якобы составляли сборник изречений Нахова во время его занятий, и эти афоризмы предадим гласности. На самом деле мы настолько презирали этого ГБшного парторга, что побрезговали бы таким занятием, хотя ходили слухи, что другие студенты составляли такой "Крокодил". Этот шантаж изрядно попортил нервы Азе и Нахову, но все равно никакого результата не было. Роман остался с 4, но потом все равно поступил в аспирантуру.
Роман теперь заведует кафедрой в РГГУ. Он очень талантлив к языкам. Однако в науке он себя не проявил. Он единственный из нашей группы, у кого есть дети. И с нами перестал общаться, как только мы закончили МГУ. Не знаю, почему.
Олег Никитинский стал звездой мировой величины, особенно увлекается латынью Возрождения и поздних гуманистов.
У Любжина с кафедрой клас. фил. МГУ все равно не сложилось даже и после полной смены руководства. Он остался мизантропом, предпочитающим книги людям (зав. сектором Отдела редких книг и рукописей Научной библиотеки им. А.М.Горького МГУ им. М.В.Ломоносова), но его популярность в ЖЖ говорит, что умных людей у нас хоть кто-то еще ценит. Сейчас работает над своим "ктэма эйс аэй" -- истории школьного образования в России после Петра.

Gouden Hoorn -- Tijdschrift over Byzantium

Этот редкий журнал теперь доступен в сети.