Entry tags:
Снова о книге Сенькина
Похоже, мало кому она нравится. Вот и Сенина забраковала Сенькина (не по Сеньке шапка) :) Но появилась, наконец, и вдумчивая рецензия: http://ahilla.ru/chto-tam-za-kartonom/. Мысль, что все православие превратилось (причем давно) в новое фарисейство, меня уже много лет не покидает.
Книга Сенькина производит более "глобальное" впечатление потому, что автор не просто повествует о своем опыте или отдельных недостатках тех или иных монастырей, а касается (по крайней мере, композиционно) самой сердцевины православного монашества -- борьбы со страстями -- и показывает, что декларируемая цель в монастырях не достигается. Собственно, о том же идет речь и в полемике по поводу дневников Иоанна Кронштадтского, хотя тот не был монахом и жил в миру.
Монашество уже давно (едва ли не с победы над иконоборцами) признается квинтэссенцией христианства (Лурье так вообще возводит этот принцип к древнейшим временам). И я отметил бы некоторые причины, по которым православное монашество не смогло достичь должного прогресса.
1) Неправильное отношение к физиологии человека и страстям. Это "манихейство" (отчасти восходящее к богословским представлениям об испорченности падшей природы и мнению о сексуальных отношениях как пути передачи смерти) было присуще особенно сирийским подвижникам (колоритные рассказы собраны Феодоритом). Во главу угла ставится борьба со страстями (под предлогом "преображения" и проч.) вместо того, чтобы искусно использовать на пользу все ресурсы человека, как это делают восточные практики. Отсюда совершенно неразвитая христианская антропология (ее просто нет), недостаточное внимание к медицине и проч.
2) Подозрительное отношение к наукам. Посему в монастырях (особенно русских) научно-богословские исследования не считаются одним из самых главных деяний монахов. Монашеский опыт не систематизировался, не анализировался, не развивался в "школьных институтах" -- как это происходит, например, в буддийских школах и монастырях. Со смертью отдельных подвижников или даже направлений накопленный опыт терялся (что можно видеть на примере Иисусовой молитвы). Христианской аскетики как науки на самом деле нет (отсюда верно раздаются упреки в адрес сочинений аввы Дорофея или Лествичника). Умолчу (ибо многажды касался этого в своем ЖЖ) и про отсутствие в православии хотя бы внешнего "ученого монашества" (и вообще разных организационных форм монастырей и орденов).
Вследствие указанных причин монастыри (особенно русские) всегда представляли ту самую картину, что нынче изображена Сенькиным (исключения типа Нила Сорского и отчасти Оптиной были редки). Никакой идеализации "святой Руси" быть не должно -- махровое иосифлянство со страстью к стяжанию все больших монастырских имений всегда было идеалом, ограничивавшимся лишь государевой десницей.
Я могу лишь приветствовать издание книги Сенькина (пускай в ней может быть множество недостатков), потому что без постановки диагноза или хотя бы честного описания симптоматики болезнь не станет очевидной. Правда, лекарств я тут не вижу (кроме радикальнейших перемен в духовно-монашеском образовании и организации путем использования всех лучших формально-методических наработок буддийской и католической систем, но даже они дали бы лишь внешние изменения, ибо внутренне традиция мертва) и считаю ситуацию безнадежной. Окончательная смерть пациента (вырождение и упразднение умного монашеского делания, а потом и самих монастырей) -- вопрос лишь времени.
Книга Сенькина производит более "глобальное" впечатление потому, что автор не просто повествует о своем опыте или отдельных недостатках тех или иных монастырей, а касается (по крайней мере, композиционно) самой сердцевины православного монашества -- борьбы со страстями -- и показывает, что декларируемая цель в монастырях не достигается. Собственно, о том же идет речь и в полемике по поводу дневников Иоанна Кронштадтского, хотя тот не был монахом и жил в миру.
Монашество уже давно (едва ли не с победы над иконоборцами) признается квинтэссенцией христианства (Лурье так вообще возводит этот принцип к древнейшим временам). И я отметил бы некоторые причины, по которым православное монашество не смогло достичь должного прогресса.
1) Неправильное отношение к физиологии человека и страстям. Это "манихейство" (отчасти восходящее к богословским представлениям об испорченности падшей природы и мнению о сексуальных отношениях как пути передачи смерти) было присуще особенно сирийским подвижникам (колоритные рассказы собраны Феодоритом). Во главу угла ставится борьба со страстями (под предлогом "преображения" и проч.) вместо того, чтобы искусно использовать на пользу все ресурсы человека, как это делают восточные практики. Отсюда совершенно неразвитая христианская антропология (ее просто нет), недостаточное внимание к медицине и проч.
2) Подозрительное отношение к наукам. Посему в монастырях (особенно русских) научно-богословские исследования не считаются одним из самых главных деяний монахов. Монашеский опыт не систематизировался, не анализировался, не развивался в "школьных институтах" -- как это происходит, например, в буддийских школах и монастырях. Со смертью отдельных подвижников или даже направлений накопленный опыт терялся (что можно видеть на примере Иисусовой молитвы). Христианской аскетики как науки на самом деле нет (отсюда верно раздаются упреки в адрес сочинений аввы Дорофея или Лествичника). Умолчу (ибо многажды касался этого в своем ЖЖ) и про отсутствие в православии хотя бы внешнего "ученого монашества" (и вообще разных организационных форм монастырей и орденов).
Вследствие указанных причин монастыри (особенно русские) всегда представляли ту самую картину, что нынче изображена Сенькиным (исключения типа Нила Сорского и отчасти Оптиной были редки). Никакой идеализации "святой Руси" быть не должно -- махровое иосифлянство со страстью к стяжанию все больших монастырских имений всегда было идеалом, ограничивавшимся лишь государевой десницей.
Я могу лишь приветствовать издание книги Сенькина (пускай в ней может быть множество недостатков), потому что без постановки диагноза или хотя бы честного описания симптоматики болезнь не станет очевидной. Правда, лекарств я тут не вижу (кроме радикальнейших перемен в духовно-монашеском образовании и организации путем использования всех лучших формально-методических наработок буддийской и католической систем, но даже они дали бы лишь внешние изменения, ибо внутренне традиция мертва) и считаю ситуацию безнадежной. Окончательная смерть пациента (вырождение и упразднение умного монашеского делания, а потом и самих монастырей) -- вопрос лишь времени.
no subject
Все верно написали до Платона. Но Платон пишет чушь. К Богу нельзя применять понятие справедливости в принципе. Быть разумно благочестивым тоже ерунда.
Обожение понимается просто - это нравственное совершенство ( будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный) и нравственное уподоблению Христу.
no subject
no subject
(Anonymous) 2018-02-24 10:22 am (UTC)(link)Андрей
no subject
(Anonymous) 2018-02-24 10:46 am (UTC)(link)Из "Эннеад" Плотина (цитаты взял в "Истории западной философии" Бертрана Рассела):
"Много раз это случалось: выступив из тела в себя; становясь внешним всем другим вещам и сосредоточенным в себе; созерцал чудесную красоту; и затем – больше, чем когда-либо, уверенный в общении с высочайшим порядком; ведя благороднейшую жизнь, приобретая идентичность с божеством; находясь внутри него благодаря приобщению к этой активности, покоясь надо всем в умопостигаемом, – что меньше, чем высшее; и все же наступает момент нисхождения из интеллекта к рассуждению, и после этого сопребывания в божественном я спрашиваю себя, как случилось, что я могу теперь нисходить, и как могла Душа войти в мое тело, – Душа, которая даже внутри тела есть высшее, как она себя показала" (IV, 8, 1).
"В момент прикосновения нет сил делать какие-нибудь утверждения; нет удовлетворения; размышление, по-видимому, приходит позднее. Мы можем знать, что у нас было видение, когда Душа внезапно узревает свет. Этот свет от Высшего и есть Высшее; мы можем верить в Присутствие, когда, подобно тому как другой Бог призывает некоторого человека, Он приносит свет: свет есть доказательство пришествия. Таким образом, Душа остается неосвещенной без этого видения; освещенная, она обретает то, что ищет. И истинная цель, стоящая перед Душой, в том и заключается, чтобы вобрать этот свет, видеть Высшее посредством Высшего, а не через свет какого-то другого принципа, – видеть Высшее через простое видение; ведь то, как освещается Душа, подобно тому, как через солнечный свет мы видим само солнце.
– Но как этого достигнуть?
– Отложи все" (V, 3, 17).
Плотин был прозорлив. Порфирий "Жизнь Плотина":
"Распознавать людской нрав умел он с замечательным искусством. Однажды пропало дорогое ожерелье у Хионы, честной вдовы, которая с детьми жила у него в доме; и Плотин, созвавши всех рабов и всмотревшись в каждого, показал на одного и сказал: "Вот кто украл!" Под розгами тот поначалу долго отпирался, но потом во всем признался и принес украденное. О каждом из детей, которые при нем жили, он заранее предсказывал, какой человек из него получится; так, о Полемоне он сказал, что тот будет любвеобилен и умрет в молодости – так оно и случилось. А когда я, Порфирий, однажды задумал покончить с собой, он и это почувствовал и, неожиданно явившись ко мне домой, сказал мне, что намерение мое – не от разумного соображения, а от меланхолической болезни и что мне следует уехать. Я послушался и уехал в Сицилию, где, как я слышал, жил в Лилибее славный муж по имени Проб; это и спасло меня от моего намерения, но не позволило мне находиться при Плотине до самой его кончины".
Плотин был большой аскет. Из Порфирия: "Плотин, философ нашего времени, казалось, всегда испытывал стыд от того, что жил в телесном облике, и из-за такого своего настроения всегда избегал рассказывать и о происхождении своем, и о родителях, и о родине. А позировать живописцу или скульптору было для него так противно, что однажды он сказал Амелию, когда тот попросил его дать снять с себя портрет: "Разве мало тебе этого подобия, в которое одела меня природа, что ты еще хочешь сделать подобие подобия и оставить его на долгие годы, словно в нем есть на что глядеть?" ... Часто страдая животом, он никогда не позволял делать себе промывание, твердя, что не к лицу старику такое лечение; и он отказывался принимать териак, говоря, что даже мясо домашних животных для него не годится в пищу. В бани он не ходил, а вместо этого растирался каждый день дома; когда же мор усилился и растиравшие его прислужники погибли, то, оставшись без этого лечения, он заболел еще и горлом".
Что-то мне всё это напоминает...
Андрей
no subject
Внутренняя алхимия, реализация радужного тела и работа в красном, рождение младенца.
Католический священник неслучайную аналогию провел.
no subject
no subject
Не могу сейчас найти источник. Если такое было, значит они должны были отождествить Троицу с доктриной трех тел Будды.
no subject
Мама родная...